Просветительский онлайн-проект
История, музыка, контекст — все на одной странице для тех, кто хочет знать и слышать больше.
Этот выпуск посвящен Девятой симфонии Людвига ван Бетховена, которую исполнят оркестр и хор
musicAeterna под управлением Теодора Курентзиса в Москве (22 и 26 февраля)
и в Санкт-Петербурге
(24 февраля).
«Я лучше напишу 10 000 нот, чем одну букву»
Так заявлял Бетховен своему другу и издателю Николаусу Зимроку, но вместе с тем оставил после себя более 100 000 букв – в письмах, разговорных тетрадях и дневниках.
«То, что есть в моем сердце, должно выйти наружу, и поэтому я пишу»
Кроме того, он создал около 750 сочинений в самых разных жанрах: симфонии, концерты для фортепиано, скрипки, струнные квартеты и трио, увертюры, опера, балет, сонаты для фортепиано и других инструментов, вариации, кантаты, мессы, песни и многое другое.
«От сердца – да идет это – снова к сердцу!»
Девятая симфония Бетховена — одно из краеугольных сочинений в истории музыки, это духовное послание человечеству, воплощенная звуками утопия просветительского века, устремленная в грядущее мечта о лучшем мире.
Это симфония, в которой практически все необычно, которая нарушает законы жанра, расширяя его до немыслимых границ. Здесь встречаются самые разные стили и манеры прошлого и будущего музыкальной традиции.
Основная работа над созданием Девятой симфонии велась Бетховеном с конца 1822-го по 1824 год, сразу же после завершения им еще одного монументального сочинения — «Торжественной мессы» ре мажор, op. 123. Однако замысел и идея возникли гораздо раньше, еще в 1812 году.
Четыре части Девятой — не просто стандартные разделы классической симфонии, а четыре акта космогонической драмы. Сквозная для многих сочинений идея «через страдания к радости», выраженная, в частности, Бетховеном в октябре 1815 года в письме к Марии Эрдеди («Мы, смертные, воплощающие бессмертное духовное начало, рождены лишь для страданий и радостей; и едва ли будет неверным сказать, что лучшие из людей обретают радость через страдание»), представлена в Девятой как процесс становления Духа, путь от хаоса к всеобщей гармонии. Отходя от привычной классической схемы, Бетховен приближает жанр симфонии к «музыке сфер», к «сверхчеловеческой» музыке.
Первая часть
(Allegro ma non troppo, un poco maestoso)
поражает буквально с первых тактов. Впервые в истории музыки композитор показывает не главную тему (будь то мелодия или характерное движение), а процесс ее формирования — этот процесс и становится темой. Ощущение зыбкости и катастрофичности сохраняется на протяжении всей части.
Вторую часть
(Molto vivace)
композитор не называет «Скерцо», тем самым дистанцируясь от обозначения «шутка», однако в ремарке перед кодой все-таки пишет — Scherzo da capo. Элементы юмора здесь все же присутствуют, равно как и элемент игры, но это скорее «игры богов».
В третьей части
(Adagio molto e cantabile)
минор уступает место мажору, а внешние силы разрушительной судьбы отступают перед сердечной молитвой. Уже здесь должен был вступить хор со словами «Господи, мы хвалим Тебя, аллилуйя», но в итоге Бетховен оставляет лишь предчувствие торжества в медленной главной теме с чертами мечтательного менуэта.
Финал —
наиболее сложно устроенная часть, в которой есть черты не только симфонической, но и театральной, ораториальной и церковной музыки. «Фанфары ужаса» сменяются на контрасте инструментальным речитативом, а после «театральной» сцены разрастается знаменитая «Ода к радости» на стихи Шиллера, увенчанная всеобщей молитвой «Обнимитесь, миллионы!».
Исполнение Девятой симфонии Бетховена в Вене 7 мая 1824 года – переломный момент во всей истории музыки Нового времени. Симфония с ее беспрецедентным хоровым финалом на текст «Оды к радости» Фридриха Шиллера изначально претендовала на то, чтобы быть чем-то большим, нежели просто музыка. Публицистический пафос этого финала впоследствии вызывал раздражение и неприятие у эстетов и скептиков. Герой романа Томаса Манна «Доктор Фаустус» Адриан Леверкюн говорил, что нужно отнять у людей Девятую симфонию: «Я понял, этого быть не должно. Доброго и благородного – того, что зовется человеческим, хотя оно добро и благородно. Того, за что боролись люди, во имя чего штурмовали бастилии и о чем, ликуя, возвещали лучшие умы, этого не должно быть».
Сама реальность начала 1820-х годов, когда Бетховен создавал Девятую симфонию, пыталась внушить ему то же самое: всего этого не должно быть. В Австрии установился мрачный полицейский режим, свирепствовала цензура, за инакомыслящими велась тайная слежка, император Франц I заявлял, что ему нужны не умники, а верноподданные. Но Бетховен писал не на злобу дня, а на века, обращаясь ко всему человечеству.
Девятая симфония – апофеоз творческой свободы. После Бетховена композиторы стали мыслить симфонию как открытую форму, выражающую индивидуальную концепцию, иногда совершенно антибетховенскую, как в «Фантастической симфонии» Берлиоза или в Шестой симфонии Чайковского. Идея привнесения в симфонию поэтического слова и певческих голосов отозвалась в творчестве Берлиоза, Листа, Малера, Скрябина, Стравинского, Берио, Шостаковича, Шнитке. Понятие «симфония» вернулось к своему исконному смыслу – «совместное звучание», согласие оркестра, хора, текстов на разных языках, человеческих действий и помыслов. И если в обыденной жизни призыв Бетховена и Шиллера «Обнимитесь, миллионы!» остался неосуществимой мечтой, то в искусстве эта утопия становится реальностью всякий раз, когда звучит Девятая симфония.
Лариса КириллинаМиллионы людей на Земле знают «Оду к радости» из финала Девятой симфонии Бетховена — с 1972 года это гимн Европейского содружества. Все музыканты непременно изучают Девятую симфонию, но обычно делают это во взрослом возрасте, когда она воспринимается как хрестоматийная классика.
Мне повезло открыть для себя симфонию до того, как я прочитала, что о ней написано в старых учебниках, где Бетховена представляли пламенным революционером, изъяснявшимся плакатными лозунгами. Когда мне было одиннадцать лет, я получила в подарок пластинку, на которой Девятой симфонией дирижировал Вильгельм Фуртвенглер. С первых же звуков открылся космос, который захватил и больше не отпускал. Девятая симфония предстала вселенской трагедией, постепенно перерождавшейся во столь же вселенскую радость.
В 1971 году я услышала Девятую симфонию в Большом зале Московской консерватории под управлением Карла Бема, и это впечатление тоже стало незабываемым. Там, правда, смысловые акценты сместились с трагедии на радость, но никакого официоза не было и в помине. С тех пор довелось познакомиться с самыми разными трактовками этого произведения, от простодушно провинциальных до строго академических или, наоборот, экспериментальных — без дирижера (ансамбль «Персимфанс»), с использованием исторических инструментов, с многократно усиленным составом. Всякий раз Девятая симфония одерживает победу над своими интерпретаторами и над самой различной публикой, в том числе впервые пришедшей в концертный зал. Независимо от степени совершенства исполнения, в финале неизменно возникает ощущение эйфории и вселенского братства.
Оставаясь одним из самых универсальных творений европейской культуры, Девятая симфония обращена к каждому из нас. Живя своей собственной жизнью в веках, она настраивается на тон любой эпохи, любого общества, любой конкретной человеческой судьбы.